Нерассказанные Легенды...

Нерассказанные Легенды
Ты веришь в легенды? Не те, которые передаются из поколения в поколения, и не те, которые придавлены под грузом старых древных фолиантов. Я говорю о легендах, написанных шариковой ручкой на троллейбусном стекле. Эти легенды - тех, кто когда-то, зачем-то и почему-то поступил не так...Легенды про обычных-необычных людей-нелюдей, которые принесли в этот полубезумный мир немного больше, чем кто-то до них. Только ответь, глядя поверх пронзительных лукавых глаз седого рогатого барда - готов ли ты услышать то, чего до тебя не слышали даже боги?
Жми сюда

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Проданном Сне

Знаешь, в городе, где горного неба почти не видно из-за белопенных цветов старых вишен, привольно растущих на кривых улочках, можно поймать Сон. Один из тех Снов, что являются нам лишь однажды, но навсегда оставляют ощущение былого фонтана разноцветных брызг. Так вот, в этом городе один мальчик сумел приручить свой Сон...Это был один из тех Снов, которые хранят в самом сокровенном и укромном месте, где-то между младенческими мечтами и верой в хороших людей. У него была роскошная золотистая грива, сплетенная из солнечных шагов и утреннего шепота, серебряные копыта из небесного хрусталя, и глаза - отсветы еще не случившихся гроз...В ту ночь мальчик скакал по бездонному небу, хохоча, цеплялся за облака, похожие на сладкую вату, а то невероятное существо, что несло его по калейдоскопу чудес, казалось ему самым дорогим на свете. На рассвете, они остановились у маленького озера где-то в горах Японии, из расщелин которых за ними наблюдали мудрые янтарные глаза древних драконов, и мальчик, выплетая из гривы скакуна запутавшиеся кометы и отпуская их, как светлячков, на волю, робко попросил свой Сон остаться с ним навсегда. И - от удивления последние утренние звёзды охнули и окончательно растворились в небе - конь кивнул и преданно положил голову мальчику на плечо. С тех пор тысячи планет, не останавливаясь, в безумной пляске вечности танцевали вокруг мальчика и его коня, когда те рассекали светлеющий горизонт, открывавший зыбкие, эфемерные границы в чужие миры. Они скакали по горным хребтам, вышитыми шелковыми нитями из аквамарина...Но однажды о Сне мальчика узнал старый и злой человек. Из-за своей непомерной гордыни он давно погубил собственные сны и мечтания, и захотел завладеть чужими. Он начал плести сеть из лжи, страхов и предательства - что бы в конце концов поймать в них мальчика и его коня...И, загнанный в угол, мальчик должен был выбирать между своей унизительной смертью в долговой тюрьме и продажей своего чуда. Он был всего лишь мальчик и он ещё не знал, что есть вещи, которых нельзя будет исправить. И подлец заполучил скакуна и подковал его проклятыми подковами из бронзы, выкованной в огне ненависти рабом, который не знал звёздного света, и конь больше не мог вернуться в Грёзу. Подчинив так волю и разум скакуна из Снов, злой человек заставлял его являться своим недругам и показывать видения столь ужасные, что люди умирали от страха. Так Грёза стала кошмаром. Сколько прошло времени - день, неделя, год, век - никто не знает. Когда медленно погибает Сон, время тоже останавливается, роняя слезы песочных часов на помертвевшую землю. Но однажды одна из бронзовых подков треснула - к скакуну вернулась душа. Его подлый хозяин ничего не заметил - и поплатился за это жизнью. Однажды, во время очередного полета, Сон сбросил своего хозяина, и тот разбился о серое марево грязных машин и заплеванного тротуара...И - наконец-то - конь мог почувствовать свободу! Стремительно рванулся он вверх, предвкушая скачку по лабиринтам созвездий, по далёким мирам, красивым и добрым, как сочные гроздья медово-зелёного винограда... Но он не смог взлететь. Ненависть, ненависть и месть к его мучителю держали его, ведь ненавидя, мы отдаём свои мысли так же, как и любя, а значит, мы привязаны. И Сон всё-таки не был свободен и не мог вернуться в Грёзу. Отчаянный и не знающий покоя, он носился по всему нашему миру, как гонимый ураганом цветок жасмина. Он мог бежать быстрее всех ветров, но вырваться из пут собственной ненависти было невозможно. И дети вздрагивали, когда промозглыми осенними вечерами звенела бронза подков по черепице их домов.

Пройти тест

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Трамвае-без-Рельс

Это произошло в городе, наспех сшитом из смога, бетона и асфальта. В городе, как две капли воды похожем на все остальные – с серым небом и широкими дорогами, по которым, освещая вечерний сумрак бледно-желтыми фарами, сновали туда-сюда автомобили, троллейбусы и автобусы. А по рельсам, разделяющим надвое безликие улицы, ходили трамваи. И был среди них один – с поцарапанными боками, облетевшей бордовой краской и покосившимся номером «21». Его маршрут в основном пролегал по окраине города, и поэтому он всегда был полупустым и сонным, и потускневшее солнце на его боку, реклама какой-то давно исчезнувшей фирмы, хмуро взирало на бедные кварталы пригорода, заросшие пожелтевшей безымянной травой. В любом трамвае всегда есть Машинист. Был он и в этом – немолодой человек восточной внешности с грустными карими глазами, поразительно отчетливо сверкающими из-за мутного стекла. И не было для него пытки хуже, чем смотреть на тянущиеся в бесконечность рельсы, навеки замурованные в бетон, вечно колесить по прочерченному чьей-то безразличной рукой маршруту, пытаясь дать название сухим травам умирающего пригорода…И однажды ему это надоело. Он снял с лобового стекла треснувшую табличку с номером «21», и на ее месте решительным, скачущим почерком, похожим на кардиограмму, написал только одно слово – «Отсюда». А потом – поехал по городу, раскаляя колесами рельсы, радуясь своей выходке и тому, что никому больше не было дело до трамвая без номера. И вдруг он понял, что в салон начали заходить люди. Некоторые забегали по одному, энергично перескакивая через порог, другие - по двое и по трое, уступая друг другу места. Одни – молчали и садились у окон, уткнувшись в книжку или слушая музыку, другие – оживленно переговаривались и обсуждали, что очень хорошо, что ввели такой маршрут, что давно пора было…У них не было с собой никаких вещей и сумок – заходя в трамвай с табличкой «Отсюда», они хотели начать новую жизнь. И тогда…тогда водитель свернул с рельс. Повернул трамвай, и поехал прямо через проезжую часть. Мимо бетонных домов и асфальтовых дорог, мимо серых пригородных домиков и сухой желтой травы, которую никто почему-то не удосужился назвать.. Он ехал без рельс – потому что людям, бросившим все ради старого трамвая с исцарапанными боками они были не нужны. Они уехали, и больше их никто не видел. Но некоторые люди, те немногие, способные различить отблески гроз на стрекозиных крыльях, поговаривают, что в вечернем полумраке тихих улиц они встречали Трамвай-Без-Рельс с табличкой «Отсюда» на лобовом стекле, в который заходили люди, и в их глазах светилась жажда Чего-То Другого. А перед тем, как он исчезал, в лучах нездешнего света ослепительно сверкало солнце на его боку – реклама какой-то давно исчезнувшей фирмы…

Пройти тест

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Пластилиновой Гордости

Это был сиреневый шёлк, расшитый пепельно-серебряными перьями облаков. Или расписанный лёгким, потёкшим акварельным батиком с мягкими фиолетовыми и чёрными разводами. Чёрные ветки старых клёнов цеплялись за шёлк, но он не рвался - наверное, он и так был прозрачным. И под этим расписанным сумерками небом, по маленькому окраинному парку бежал огромный агатово-чёрный волк - с горящими как солнце сквозь листву изумрудно-золотыми глазами, и клыками, которые, в отличие от клёнов, наверняка смогли бы вспороть небо. Конечно, это был не обычный волк, а оборотень, один из каэрна Золотого Пепла, и он мчался сейчас за врагом, одним из тех, кто предал и почти полностью уничтожил его племя...Кто был этим врагом - подлый древний вампир, охотник за оборотнями, или волчья тень, отраженная на кромке апельсинового озера - история умалчивает. Его имя, равно как и помыслы, навсегда было скрыто за ломкими осколками древних пыльных амфор. Его душа была настолько черной, что тонкое, сплетенное из снов шелкопряда полотно легенды не выдерживает его. Но нам это и не нужно. Вернемся к оборотню - к пылающему жаждой мести, словно окутанному эфемерным облаком из страхов фениксов и гнева жар-птиц. Он бежал по пыльной тропе, и не видел ничего вокруг - лишь силуэт Врага обжигал сетчатку острым клинком Великой Мести. Всё вокруг: птицы, листья, мотыльки и случайные прохожие разбегались в инстинктивном ужасе перед мощью оборотня. Это было и привычно и это было правильно. Но вдруг волк остановился. Резко остановился и сначала сам не понял, почему. А потом с удивлением осознал - кто-то н е п о б е ж а л. И кто! Перед разъярённым оборотнем стояла хрупкая, невысокая девушка в тонком старом пальто, с растрепанными пушисто-каштановыми локонами волос, выбившимися из-под нелепого вязаного берета. Её лицо было бледным - но не от страха, а от не до конца стёртого грима, и картинно подведённые чёрным глаза смеялись. Девушка вдруг привстала на цыпочки, естественным жестом потянулась к дереву и, отломив несуществующую ветку, швырнула её в сторону - словно собаке, предлагая игру. Оборотень был в растерянности. Где-то там, близко, за струящимся шлейфом лунных искр скрывался его враг, и надо было догонять, останавливать, мстить...Но золотисто-карие глаза девушки-мима излучали странное, живое тепло, которое перезвоном виолончели отдавалось в его мохнатой душе. И он...подыграл. Забыв про врага, он подбежал к неяркой осенней траве, будто бы старательно выискивая там потерявшуюся палку, и...выпрямился. Превратился в того, кем он был на самом деле - высокого широкоплечего парня с бронзовой шевелюрой. Лишь глаза - глаза остались те же. Девушка улыбнулась, и начала идти к нему - медленно, с напором, будто бы сопротивляясь шквальному ураганному ветру...Что было потом - бесконечные разговоры, молчание, сплетённое из дыхания, ловля рыбок-звёзд в старом фонтане, шутливое рычание, деланно-пафосный испуг и безыскучно-согревающая нежность - неважно, ведь всё решилось в эти мгновения. Важно то, что следующим вечером рядом с пластичной девушкой-мимом в городском парке выступал пока молчаливый, неловко улыбающийся дрессировщик белых пуделей.Они медленно играли свою жизнь - играли на нелепой сцене, нарисованной разноцветными мелками на влажных осенних листьях. И проходящие мимо люди на минуту останавливались, чтобы поиграть вместе с ними - положить ничтожно малый кусочек своей жизни на весы этих двух странных актеров, так неожиданно и маняще похожих друг на друга - а острое сверкание изумрудов в глазах парня сменилось мягким малахитовым сиянием горного неба… Так прошла неделя - а казалось, всего два вздоха между улыбкой и падением кружевного кленового листа. Но вот однажды сумрачным промозглым вечером оборотень застыл посреди сценки - он почувствовал присутствие врага. Ненависть, веками враставшая в плоть его рода, проснулась в нём и чёрные её когти вновь сжали сердце. С низким жутким рыком, мигом распугавшим всех зрителей, оборотень шагнул вперёд, ловя глазами призрачный силуэт, исчезающий между деревьями. Все чудовища мира не смогли бы сдержать его в этот момент - ведь гордость крепче всех сил. И всё же он остановился - потому что его окликнул встревоженный голос девушки. Она замерла в шаге от него, широко распахнув золотисто-карие глаза и протянула к нему руку. Оборотень несколько секунд не шевелился, хотя вся его ярость требовала мчатся за врагом и уничтожить его, ведь это презренное существо сейчас навсегда скроется....А потом шагнул к миму, медленно, словно сопротивляясь дикому встречному ветру... и сжал тонкую тёплую ладошку. Ведь от прикосновения любви даже гордость становится пластилиновой и ничего не значащей игрушкой эгоистов. Тогда Враг окончательно потерял терпение. С жутким ревом, который был громче колокольного перезвона и тише дыхания трав, он выскочил на середину сцены, плавя своей яростью мокрый асфальт. Он напрягся - и сотканной из первомрака молнией бросился на оборотня. Когда до него оставалась метра, он вдруг...натолкнулся на невидимое препятствие. Этим препятствием была невидимая стена, которую обвела в воздухе девушка с растрепанными каштановыми волосами. Она лукаво улыбнулась, проведя ладонью по затвердевшему воздуху, и начала медленно, резкими, но плавными движениями скатывать врага в ком, не прикасаясь к нему. Короткий рев, отразившийся в зеркальном серебре луж, тишина и...рядом с парнем и девушкой замер в неподвижности маленький черный мяч...Со всех сторон раздались аплодисменты. Это зрители, стоявшие в стороне, хлопали и кидали маленькие лунные монеты под ноги артистам. Они считали все это частью представления...и наверное, так оно и было. Никто не знает, что стало потом. Рассказывают только, что иногда в дышащем осенью парке, посреди нарисованной мелом сцены можно встретить странную девушку в гриме, будто бы идущую против шквального ветра и парня с волосами цвета бронзы, с легкой улыбкой бросающего черный мяч своим дрессированным пуделям...

Пройти тест

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Слепом Поводыре. Эта история произошла в самом обычном городе - ни хорошем, ни плохом - такой город каждый мог бы без труда назвать своим, и так же легко отказаться от него, не испытывая при этом никаких мук совести. В том городе жил скрипач - пожилой человек со вздернутым подбородком и горящим взором - источник неиссякаемой страсти и вдохновения. Он зарабатывал себе на жизнь игрой в ресторанах, теша давно заученными произведениями давно пьяную публику. Когда он заканчивал играть, раздавался шквал апплодисментов - потому что люди знали, что надо хлопать. И не важно, что половина из них в пьяном забытье даже не слышала тех мелодий, которые извлекал из старой скрипки старый скрипач. И не важно, что хозяин, отдавая скрипачу три серебряных монеты, вечно клял про себя эту "чертову музыку", которая так нравилась его постояльцам, и так больно бьет его по карману. Не важно даже то, что скрипка была так безнадежно стара, что уже давно мечтала об огне, но была вынуждена каждый день играть снова и снова..Важно то, что каждую пятницу скрипач приходил в старый городской парк, занесенный желтыми, как его глаза, листьями. Там, среди пустых холодных аллей, бродил слепой маленький мальчик, медленно нашаривая посохом дорогу, что бы не упасть. Скрипач неслышно подходил, брал мальчика за руку, и показывал ему мир. Каждое дерево, каждый камень по велению скрипача разбивались на тысячу маленьких нот, что бы собраться воедино в душе мальчика. И, открывая для него целую Вселенную, скрипач забывал о надоевшем, прокуренном ресторане, об умирающей скрипке, о вечно пьяных постояльцах...Но однажды мальчик не пришел. Скрипач долго искал его среди сырого тумана, пахнущего грязным городом и чужими страхами. Искал - и не находил. Старик надеялся, верил, обманывал себя - но в глубине души шевелилось понимание, что мальчик больше не придет...От мысли, что некому больше открывать глаза, радость покинула скрипача. Он побрел домой, в маленькую тесную квартирку на первом этаже последнего дома...Потянулись бесконечные дни, агонизируя осенними закатами. Скрипач играл , публика хлопала, хозяин отсчитывал потускневшие монеты...А потом - скрипач заболел. Он лежал на кровати, уставившись в мутное окно - на мутный мир. Никто не навещал его - потому что никому не приходило в голову навестить старого немощного старика. Последнее, что скрипач помнил - столб дыма над ненавистным рестораном. "Наверное, это жгут скрипку" - почему-то подумалось ему. А потом - потом наступила темнота...Как он очнулся, скрипач не помнил. Пропали стены квартиры, вечно холодный пол и запах города - под ногами была трава, лицо овевал теплый ветер. Но глаза - глаза ничего не видели. Темнота давила, выпивала радость. Скрипач упал на колени...И тут кто-то помог ему встать, и доверительно взял за руку, и повел куда-то. И скрипач пошел. Его спутник что-то сказал, и старик...узнал голос слепого мальчика. "Там, где не видите вы, видим мы. И там, где вы не помните - мы помним. Настала пора вернуть все долги, как вы думаете?" - звучал в его голове чистый голос. Слова дробились и вновь обретали себя в душе скрипача. И медленно, с каждым предложением его слепого поводыря к нему возвращалось зрение. Они шли по большой светлой дороге, навстречу медовому солнцу. Они шли, и видели то, что никогда не дано будет увидеть ни хозяину той гостиницы, ни ее вечно пьяным постояльцам...

Где-то далеко в часах Мироздания упала последняя песчинка, и из языков каминного огня перед тобой соткалась Легенда о Слепом Поводыре

Эта история произошла в самом обычном городе - ни хорошем, ни плохом - такой город каждый мог бы без труда назвать своим, и так же легко отказаться от него, не испытывая при этом никаких мук совести. В том городе жил скрипач - пожилой человек со вздернутым подбородком и горящим взором - источник неиссякаемой страсти и вдохновения. Он зарабатывал себе на жизнь игрой в ресторанах, теша давно заученными произведениями давно пьяную публику. Когда он заканчивал играть, раздавался шквал апплодисментов - потому что люди знали, что надо хлопать. И не важно, что половина из них в пьяном забытье даже не слышала тех мелодий, которые извлекал из старой скрипки старый скрипач. И не важно, что хозяин, отдавая скрипачу три серебряных монеты, вечно клял про себя эту "чертову музыку", которая так нравилась его постояльцам, и так больно бьет его по карману. Не важно даже то, что скрипка была так безнадежно стара, что уже давно мечтала об огне, но была вынуждена каждый день играть снова и снова..Важно то, что каждую пятницу скрипач приходил в старый городской парк, занесенный желтыми, как его глаза, листьями. Там, среди пустых холодных аллей, бродил слепой маленький мальчик, медленно нашаривая посохом дорогу, что бы не упасть. Скрипач неслышно подходил, брал мальчика за руку, и показывал ему мир. Каждое дерево, каждый камень по велению скрипача разбивались на тысячу маленьких нот, что бы собраться воедино в душе мальчика. И, открывая для него целую Вселенную, скрипач забывал о надоевшем, прокуренном ресторане, об умирающей скрипке, о вечно пьяных постояльцах...Но однажды мальчик не пришел. Скрипач долго искал его среди сырого тумана, пахнущего грязным городом и чужими страхами. Искал - и не находил. Старик надеялся, верил, обманывал себя - но в глубине души шевелилось понимание, что мальчик больше не придет...От мысли, что некому больше открывать глаза, радость покинула скрипача. Он побрел домой, в маленькую тесную квартирку на первом этаже последнего дома...Потянулись бесконечные дни, агонизируя осенними закатами. Скрипач играл , публика хлопала, хозяин отсчитывал потускневшие монеты...А потом - скрипач заболел. Он лежал на кровати, уставившись в мутное окно - на мутный мир. Никто не навещал его - потому что никому не приходило в голову навестить старого немощного старика. Последнее, что скрипач помнил - столб дыма над ненавистным рестораном. "Наверное, это жгут скрипку" - почему-то подумалось ему. А потом - потом наступила темнота...Как он очнулся, скрипач не помнил. Пропали стены квартиры, вечно холодный пол и запах города - под ногами была трава, лицо овевал теплый ветер. Но глаза - глаза ничего не видели. Темнота давила, выпивала радость. Скрипач упал на колени...И тут кто-то помог ему встать, и доверительно взял за руку, и повел куда-то. И скрипач пошел. Его спутник что-то сказал, и старик...узнал голос слепого мальчика. "Там, где не видите вы, видим мы. И там, где вы не помните - мы помним. Настала пора вернуть все долги, как вы думаете?" - звучал в его голове чистый голос. Слова дробились и вновь обретали себя в душе скрипача. И медленно, с каждым предложением его слепого поводыря к нему возвращалось зрение. Они шли по большой светлой дороге, навстречу медовому солнцу. Они шли, и видели то, что никогда не дано будет увидеть ни хозяину той гостиницы, ни ее вечно пьяным постояльцам...

Пройти тест